«МЫ НИ НА ДЕНЬ НЕ ОСТАНОВИЛИ РАБОТЫ»
На вопросы журнала отвечает генеральный директор ООО «Газпром бурение» Дамир Валеев
— Дамир Наилович, как компания развивалась после выхода из Группы «Газпром»? Особенно интересно, как первоначальные планы изменились с началом кризиса в 2014 году?
— Я всё же начну с более раннего периода. После 2011 года, когда «Газпром бурение» покинуло Группу, у нас некоторое время не было нормальной загрузки на месторождениях «Газпрома». К тому моменту такие крупные проекты, как Ямбургское или Заполярное, уже не нуждались в полном объеме наших услуг. Завершились полномасштабные работы на сеномане и валанжине Уренгойского газового месторождения.
Поэтому возникла необходимость загрузки высвободившихся буровых установок и буровых бригад, и у нас появилось много заказов вне Группы. В большей степени — на проектах ТНК-BP, «Башнефти», «Роснефти». К 2016 году все эти проекты вошли в сферу управления «Роснефти». В интересах этой компании работало уже около 30 наших буровых станков. Это очень большой объем. Для понимания масштаба: в 2011 году у нас было около 50 буровых установок, а на сегодняшний день у нас 137 буровых установок и подъемных агрегатов.
Также среди наших крупных заказчиков была и остается «Газпром нефть», для которой «Газпром бурение» — многолетний подрядчик по строительству скважин в Оренбурге, Восточной Сибири, Мессояхе, Ноябрьске. С прошлого года мы продолжили сотрудничество с «Газпром нефтью» по освоению нефтяных оторочек Бованенковского, Харасавэйского, Чаяндинского месторождений. Отдельно стоит отметить, что «Газпром бурение» является буровым подрядчиком на первом добычном проекте по освоению арктического шельфа — на Приразломном месторождении.
Сотрудничали также с НОВАТЭКом на его совместном с «Газпром нефтью» предприятии «Нортгаз», совместной компании с Total — ЗАО «Тернефтегаз», ООО «НОВАТЭК-ЮРХАРОВНЕФТЕГАЗ» и другими.
К 2014 году «Газпром бурение» было полностью загружено, притом лишь немногим больше половины проектов реализовывалось в интересах Группы «Газпром».
Молодой буровой парк
— Какие из реализуемых сейчас проектов вы бы отметили как самые значимые?
— Чаяндинское месторождение. Это был первый крупный проект с «Газпромом» после длительной паузы. Исторически так сложилось, что ранее «Газпром бурение» вело на нем геологоразведку, и никто лучше нас это месторождение не знал.
Прошлый, 2019-й, год стал пиком реализации Чаяндинского проекта. На текущую дату пробурено 631 тыс. м, закончены строительством 202 скважины. Кроме того, в 2019-м мы выиграли тендер «Газпром нефти» на бурение нефтяной оторочки.
Прошлый, 2019-й, год стал пиком реализации Чаяндинского проекта.
На текущую дату пробурено 631 тыс. м, закончены строительством 202 скважины
Но на данный момент период наиболее интенсивного бурения на газовой части завершился. Работы на Чаянде нами были выполнены с опережением сроков, а их качество полностью соответствует проектным требованиям. Всего в рамках проекта уже пробурено 210 эксплуатационных скважин. Предстоит закончить до 2023 года еще 68 скважин и до 2025 года — 57 скважин.
На сегодняшний день один из крупнейших реализуемых проектов для компании — Ковыкта, куда мы направили 16 установок. Первоначальные инвестиции в этот проект составили порядка 24 млрд рублей. Давайте подсчитаем. Одна буровая установка стоит приблизительно 600 млн рублей, прибавьте к этому верхний привод — еще приблизительно 80–90 млн рублей. Также к ней необходимо купить «железо» — бригадное хозяйство, бурильную трубу. Учитывая, что вся металлоемкая и высокотехнологичная продукция и без того стоила недешево, а за последние годы заметно подорожала, к стоимости буровой установки нужно было добавить еще примерно 400 млн рублей. На Ковыктинское месторождение мы вышли со станками, изготовленными в 2019 году. То есть только в новые станки было вложено 16 млрд рублей. Это без учета общестроительной техники, общей стоимости мобилизации, закупки дизтоплива, материалов подрядчиков и прочего, что тянет еще на 50% от этой суммы. Окупить затраты планируем за 8–10 лет, что в принципе приемлемо с учетом срока службы буровой установки — 25 лет.
Не уверен, что в текущих реалиях какая-нибудь другая компания смогла бы поднять такой проект, как одновременное начало эксплуатационного бурения на Ковыкте 16 тяжелыми буровыми установками. Согласно программе, с 2019 по 2025 год компании предстоит построить 200 эксплуатационных газовых скважин. А всего на Ковыкте предусматривается бурение около 500 скважин. В текущем году планируем нарастить парк буровых установок на проекте до18 единиц.
На Ковыкте предусматривается бурение около 500 скважин.
В текущем году планируем нарастить парк буровых установок на проекте до 18 единиц
В 2012–2015 годах мы вышли на Тамбейскую группу месторождений (Северо-Тамбейское, Тасийское и Малыгинское). Кроме того, наша компания начала работы на Крузенштернском месторождении, которое входит в Бованенковскую промышленную зону. Все эти месторождения разрабатывает «Газпром». Мы выходили на них с семью буровыми установками. Задача была масштабная — подтвердить запасы и провести общее геологическое изучение перспективных продуктивных горизонтов.
Локализация во время санкций
— Как на ООО «Газпром бурение» сказалась общая политическая напряженность, возникшая в 2014 году, и санкционные ограничения?
— В марте 2014 года в отношении наших акционеров были введены санкции Соединенными Штатами, а в 2018-м — Европейским союзом. С этого момента «Газпром бурение» также оказалось под санкционным давлением. Разумеется, это отразилось на бизнесе. Годом ранее в рамках подготовки к эксплуатационному бурению на Чаянде мы провели тендер, по результатам которого отобрали сервисные компании, способные предложить самые передовые мировые технологии. Например, на наклонно-направленном бурении с применением роторных управляемых систем у нас работали «Бейкер Хьюз» и «Шлюмберже». Под наши потребности они привезли с Северного моря шесть роторных управляемых систем, подобных которым на тот момент не было в России ни у кого.
После того как в отношении «Газпром бурения» ввели санкции, все крупные международные нефтесервисные компании были вынуждены прекратить сотрудничество с нами. Это коснулось не только технологий, но и оборудования, половина которого была импортного производства. Санкции ударили по возможности обслуживать это оборудование и получать для него запчасти. Но производственную программу, как вы понимаете, никто не отменял. Примерно за пять месяцев 2018 года мы полностью сменили всех подрядчиков, локализовали обслуживание и ремонт бурового оборудования.
— Как происходила локализация?
— За короткий период времени мы подобрали и заменили зарубежные технологии и оборудование на качественные аналоги отечественного производства. К примеру, пришлось пересмотреть программы проводки скважин с привлечением технологии бурения с роторной управляемой системой с частичной заменой на отработанные варианты технологических решений с телесистемами и винтовыми забойными двигателями.
Также мы оперативно заменили импортные долота на аналогичную по техническим характеристикам линейку PDC-долот и винтовые забойные двигатели отечественного производства.
Для создания здоровой конкуренции привлекаем на наши проекты нефтесервисных подрядчиков от нескольких компаний по одному технологическому направлению. Происходит ротация подрядчиков и взаимный обмен опытом, наблюдается постоянное стремление к улучшению качества сервисных услуг, к модернизации оборудования. Ставим подрядчикам задачи по увеличению механической скорости бурения, износостойкости и надежности оборудования с учетом геологической информации. Они, в свою очередь, оперативно отрабатывают возможности модернизации породоразрушающего инструмента, выполняют расчеты по подбору внутрискважинных компоновок.
Конкурентная среда
— Как сейчас выглядит конкурентная среда, в которой вы работаете?
— Исторически так сложилось, что ближайшим нашим конкурентом является буровая компания «Евразия». Мы примерно сопоставимы по размерам. Следом две-три средние по размеру компании, а дальше — совсем мелкие. Есть, конечно, сервисные предприятия, входящие в состав крупных нефтегазовых компаний, но они существуют вне конкурентной среды. За последние три года мы купили больше буровых установок, чем любая другая компания на нашем рынке. Посоревноваться с нами может разве что сервисный актив «Роснефти».
— Санкции как-то сказались на участии иностранных фирм?
— В области бурения они были представлены исчезающе слабо, поэтому заметного воздействия на наш рынок их уход не оказал. А у иностранных сервисных компаний, которые выполняют работы для нас при реализации тех или иных проектов, очень сильно просела выручка. Но они продолжают вести деятельность на российском рынке. Без них было бы гораздо сложнее работать на шельфе.
Если посмотреть на позитивные последствия санкций, то они помогли российским компаниям занять нишу среднего ценового сегмента в области сервисных услуг, в котором ранее доминировали иностранные игроки. Сейчас за иностранцами остался только верхний ценовой сегмент, только хай-тек.
— А какие изменения происходили в вашей компании?
— С 2014 года мы ввели новую проектную модель управления. Раньше у нас были отдельные бизнес-единицы, разделенные по направлениям буровых работ. Их заменили на проектные команды, привязанные к бюджету отдельного контракта (проекта), что помогло улучшить управляемость проектами и оптимизировать затраты. Это главное и наиболее крупное изменение, которое крайне благотворно сказалось на нашем бизнесе.
— С какими российскими компаниями из числа поставщиков оборудования и технологий вы наиболее активно сотрудничаете?
— Самый крупный поставщик с большим отрывом от остальных — Завод УРБО — филиал ООО «Уралмаш НГО Холдинг» в Екатеринбурге. Далее Трубная металлургическая компания. Она заменила для нас закупаемую ранее продукцию из Китая, которая сильно подорожала после обвала рубля в 2014–2016 годах. В целом мы сотрудничаем с очень большим количеством компаний, но их продукция занимает относительно наших потребностей небольшой объем. Не хотелось бы выделять кого-то особо в ущерб остальным.
Но я бы хотел отметить, что загрузка российских предприятий росла с 2011 года. Осваивались новые месторождения, увеличивалась добыча. Если, конечно, исключить фактор соглашения ОПЕК+. В 2019 году Россия даже вышла на рекордные показатели за постсоветский период. И то нужно понимать, что во времена СССР статистику дополняли такие регионы, как, к примеру, Азербайджан и Казахстан.
— Кстати, а на зарубежные рынки, в частности рынки СНГ, вы выходите?
— Выходим. Бурили в Казахстане. Но специфика нашей ситуации заключается в том, что мы имеем широкий фронт работ на российском рынке. Как я уже отметил ранее, буровой бизнес требует большого количества инвестиций. Вложенные средства надо отбивать. На нас играет то, что на российском рынке мы находимся внутри своей логистической схемы.
Как только компания выходит на зарубежный рынок, она оказывается в поле иностранного законодательства и должна выполнять местные требования. Развивать локальный офис. В 2012–2013 годах мы единственные из российских компаний прошли квалификацию в Saudi Aramco. Мы успешно участвовали в тендерах. Но предполагаемый объем инвестиций выглядел крайне неразумным с точки зрения нашей стратегии. В России нам работать гораздо проще.
Производство и пандемия
— Каковы производственные итоги прошлого года?
— Прошлый год был одним из лучших в истории компании. Если 2018-й был рекордным по метрам проходки, то 2019-й — рекордный по выручке. На ней благоприятно сказались безметровые, то есть инфраструктурные, работы. Например, на Восточно-Сибирских проектах «Газпрома» нам приходится идти «в чистое поле», где требуется построить кустовую площадку, подъездные дороги, производственные базы обслуживания и тому подобное. Всё, что необходимо под бурение, строим мы.
Всего по итогам 2019 года проходка составила 976 тыс. м горных пород. Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом закончены 368 скважин, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 92 объекта.
В этом году буровые установки с Бованенковского и Чаяндинского месторождений перебазировались на Харасавэйское ГКМ, где начинается крупномасштабное разбуривание.
— Как на вашей деятельности сказалась пандемия?
— Сильнее всего она отразилась на полевом персонале. Ранее мы вахтовали людей на четыре недели. Нахлест между вахтами составлял один день: отработавшие сотрудники сдавали спецовки в химчистку, ехали в аэропорт, а на вахту уже заступали прибывшие за день до этого сменщики. Теперь нахлест составляет от 15 до 30 дней, так как прилетевших необходимо на протяжении определенного времени держать на карантине в обсерваторах, чтобы исключить возможность распространения COVID-19. Срок пребывания на вахте увеличился с 28 до 90–120 дней (с учетом обсервации).
— Почему 90?
— Из-за ограничений внутреннего авиасообщения, которые начались весной. А также из-за того, что многие города и регионы были закрыты. Кроме того, перевахтовка — это потенциальный риск распространения инфекции.
— Были случаи?
— Были, но, к счастью, все они выявляются в период обсервации. Далее необходимо вычислить, с кем зараженный контактировал. А также найти ему замену.
— Насколько для вас происходящее увеличило расходы?
— Значительно. Больше издержек на перевозки и содержание. Обсервация — это затраты на аренду гостиницы или блока в санатории. Людей надо держать на карантине с соблюдением всех норм Роспотребнадзора, а они очень жесткие. Это огромные деньги. Плюс люди вахтуются со всей страны.
Несмотря на все сложности, мы ни на день не останавливали работы. По итогам первого полугодия проходка составила почти 464 тыс. м. Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом были закончены 174 скважины, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 29 объектов.
По итогам первого полугодия проходка составила почти 464 тыс. м.
Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом были закончены 174 скважины, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 29 объектов
Незаконченные скважины
Все мы знаем, что в результате достигнутых соглашений в рамках ОПЕК+ были существенно снижены объемы добычи, а пандемия и изоляция снизила объемы потребления нефтепродуктов. Как следствие, ВИНКи снижают свои инвестиции, секвестрируют бюджеты и инвестиционные программы. Это существенно отразилось и на планах по бурению новых скважин. В 2020-м в целом по рынку сокращение объемов бурения может составить от 30 до 50%. Нужно как-то выживать.
Совместно с Минэнерго правительству была предложена идея по строительству незаконченных скважин. То есть строить впрок так называемые пеньки (скважины без вскрытия продуктивных горизонтов и заканчивания), чтобы иметь возможность оперативно их ввести в эксплуатацию после возвращения цен на углеводороды на прежний, докризисный уровень. Сейчас отраслевая рабочая группа совместно с банками и под руководством Минэнерго разрабатывает механизм, который позволит направлять государственные деньги через банки нефтегазовым компаниям на строительство незаконченных скважин.
— А для чего в этой схеме банки?
— Государство не может быть залогодержателем и не может принимать на свой баланс незаконченные строительством объекты. Это больше банковский продукт.
— В чем актуальность этой идеи?
— Ее начали обсуждать, когда цены на нефть достигли минимальных показателей. А в США фьючерсы на WTI даже демонстрировали отрицательные значения в момент экспирации. До подобного в России не доходило, но наши нефтяные компании тоже ощутили удар мирового кризиса, а также на их действия влияли договоренности в рамках ОПЕК++.
Происходящее показало, что отрасли необходимы механизмы более тонкой работы с уровнем бурения и добычи. Самый простой и действенный способ — строительство незаконченных скважин, доходящих до продуктивного пласта. С одной стороны, это позволяет равномерно обеспечивать заказами буровые компании независимо от конъюнктуры на мировых рынках, с другой — оперативно вводить в эксплуатацию скважины при росте цен на энергоносители.
— Насколько оперативно?
— Срок ввода сократится с двух-трех лет до трех-четырех месяцев.
— С какими проектами связываете дальнейшее развитие компании?
— Освоение Астраханского ГКМ. Этот проект может обеспечить ресурсную базу для газификации близлежащих регионов нашей страны и экспортных поставок на южном направлении. Для нас этот проект — повод совершить технологический рывок. Газ здесь непростой — 26% сероводорода, 16% углекислого газа, значительные глубины. Уникальный технологический полигон. Поднять такой проект — всё равно что перейти от жима 100-килограммовой штанги к 150-килограммовой.
Также свои перспективы наша компания связывает с Тамбейской группой и бурением на ачимовские углеводороды.
Беседует Александр Фролов
Журнал «Газпром», № 9, сентябрь 2020 года
— Дамир Наилович, как компания развивалась после выхода из Группы «Газпром»? Особенно интересно, как первоначальные планы изменились с началом кризиса в 2014 году?
— Я всё же начну с более раннего периода. После 2011 года, когда «Газпром бурение» покинуло Группу, у нас некоторое время не было нормальной загрузки на месторождениях «Газпрома». К тому моменту такие крупные проекты, как Ямбургское или Заполярное, уже не нуждались в полном объеме наших услуг. Завершились полномасштабные работы на сеномане и валанжине Уренгойского газового месторождения.
Поэтому возникла необходимость загрузки высвободившихся буровых установок и буровых бригад, и у нас появилось много заказов вне Группы. В большей степени — на проектах ТНК-BP, «Башнефти», «Роснефти». К 2016 году все эти проекты вошли в сферу управления «Роснефти». В интересах этой компании работало уже около 30 наших буровых станков. Это очень большой объем. Для понимания масштаба: в 2011 году у нас было около 50 буровых установок, а на сегодняшний день у нас 137 буровых установок и подъемных агрегатов.
Также среди наших крупных заказчиков была и остается «Газпром нефть», для которой «Газпром бурение» — многолетний подрядчик по строительству скважин в Оренбурге, Восточной Сибири, Мессояхе, Ноябрьске. С прошлого года мы продолжили сотрудничество с «Газпром нефтью» по освоению нефтяных оторочек Бованенковского, Харасавэйского, Чаяндинского месторождений. Отдельно стоит отметить, что «Газпром бурение» является буровым подрядчиком на первом добычном проекте по освоению арктического шельфа — на Приразломном месторождении.
Сотрудничали также с НОВАТЭКом на его совместном с «Газпром нефтью» предприятии «Нортгаз», совместной компании с Total — ЗАО «Тернефтегаз», ООО «НОВАТЭК-ЮРХАРОВНЕФТЕГАЗ» и другими.
К 2014 году «Газпром бурение» было полностью загружено, притом лишь немногим больше половины проектов реализовывалось в интересах Группы «Газпром».
Молодой буровой парк
— Какие из реализуемых сейчас проектов вы бы отметили как самые значимые?
— Чаяндинское месторождение. Это был первый крупный проект с «Газпромом» после длительной паузы. Исторически так сложилось, что ранее «Газпром бурение» вело на нем геологоразведку, и никто лучше нас это месторождение не знал.
Прошлый, 2019-й, год стал пиком реализации Чаяндинского проекта. На текущую дату пробурено 631 тыс. м, закончены строительством 202 скважины. Кроме того, в 2019-м мы выиграли тендер «Газпром нефти» на бурение нефтяной оторочки.
Прошлый, 2019-й, год стал пиком реализации Чаяндинского проекта.
На текущую дату пробурено 631 тыс. м, закончены строительством 202 скважины
Но на данный момент период наиболее интенсивного бурения на газовой части завершился. Работы на Чаянде нами были выполнены с опережением сроков, а их качество полностью соответствует проектным требованиям. Всего в рамках проекта уже пробурено 210 эксплуатационных скважин. Предстоит закончить до 2023 года еще 68 скважин и до 2025 года — 57 скважин.
На сегодняшний день один из крупнейших реализуемых проектов для компании — Ковыкта, куда мы направили 16 установок. Первоначальные инвестиции в этот проект составили порядка 24 млрд рублей. Давайте подсчитаем. Одна буровая установка стоит приблизительно 600 млн рублей, прибавьте к этому верхний привод — еще приблизительно 80–90 млн рублей. Также к ней необходимо купить «железо» — бригадное хозяйство, бурильную трубу. Учитывая, что вся металлоемкая и высокотехнологичная продукция и без того стоила недешево, а за последние годы заметно подорожала, к стоимости буровой установки нужно было добавить еще примерно 400 млн рублей. На Ковыктинское месторождение мы вышли со станками, изготовленными в 2019 году. То есть только в новые станки было вложено 16 млрд рублей. Это без учета общестроительной техники, общей стоимости мобилизации, закупки дизтоплива, материалов подрядчиков и прочего, что тянет еще на 50% от этой суммы. Окупить затраты планируем за 8–10 лет, что в принципе приемлемо с учетом срока службы буровой установки — 25 лет.
Не уверен, что в текущих реалиях какая-нибудь другая компания смогла бы поднять такой проект, как одновременное начало эксплуатационного бурения на Ковыкте 16 тяжелыми буровыми установками. Согласно программе, с 2019 по 2025 год компании предстоит построить 200 эксплуатационных газовых скважин. А всего на Ковыкте предусматривается бурение около 500 скважин. В текущем году планируем нарастить парк буровых установок на проекте до18 единиц.
На Ковыкте предусматривается бурение около 500 скважин.
В текущем году планируем нарастить парк буровых установок на проекте до 18 единиц
В 2012–2015 годах мы вышли на Тамбейскую группу месторождений (Северо-Тамбейское, Тасийское и Малыгинское). Кроме того, наша компания начала работы на Крузенштернском месторождении, которое входит в Бованенковскую промышленную зону. Все эти месторождения разрабатывает «Газпром». Мы выходили на них с семью буровыми установками. Задача была масштабная — подтвердить запасы и провести общее геологическое изучение перспективных продуктивных горизонтов.
Локализация во время санкций
— Как на ООО «Газпром бурение» сказалась общая политическая напряженность, возникшая в 2014 году, и санкционные ограничения?
— В марте 2014 года в отношении наших акционеров были введены санкции Соединенными Штатами, а в 2018-м — Европейским союзом. С этого момента «Газпром бурение» также оказалось под санкционным давлением. Разумеется, это отразилось на бизнесе. Годом ранее в рамках подготовки к эксплуатационному бурению на Чаянде мы провели тендер, по результатам которого отобрали сервисные компании, способные предложить самые передовые мировые технологии. Например, на наклонно-направленном бурении с применением роторных управляемых систем у нас работали «Бейкер Хьюз» и «Шлюмберже». Под наши потребности они привезли с Северного моря шесть роторных управляемых систем, подобных которым на тот момент не было в России ни у кого.
После того как в отношении «Газпром бурения» ввели санкции, все крупные международные нефтесервисные компании были вынуждены прекратить сотрудничество с нами. Это коснулось не только технологий, но и оборудования, половина которого была импортного производства. Санкции ударили по возможности обслуживать это оборудование и получать для него запчасти. Но производственную программу, как вы понимаете, никто не отменял. Примерно за пять месяцев 2018 года мы полностью сменили всех подрядчиков, локализовали обслуживание и ремонт бурового оборудования.
— Как происходила локализация?
— За короткий период времени мы подобрали и заменили зарубежные технологии и оборудование на качественные аналоги отечественного производства. К примеру, пришлось пересмотреть программы проводки скважин с привлечением технологии бурения с роторной управляемой системой с частичной заменой на отработанные варианты технологических решений с телесистемами и винтовыми забойными двигателями.
Также мы оперативно заменили импортные долота на аналогичную по техническим характеристикам линейку PDC-долот и винтовые забойные двигатели отечественного производства.
Для создания здоровой конкуренции привлекаем на наши проекты нефтесервисных подрядчиков от нескольких компаний по одному технологическому направлению. Происходит ротация подрядчиков и взаимный обмен опытом, наблюдается постоянное стремление к улучшению качества сервисных услуг, к модернизации оборудования. Ставим подрядчикам задачи по увеличению механической скорости бурения, износостойкости и надежности оборудования с учетом геологической информации. Они, в свою очередь, оперативно отрабатывают возможности модернизации породоразрушающего инструмента, выполняют расчеты по подбору внутрискважинных компоновок.
Конкурентная среда
— Как сейчас выглядит конкурентная среда, в которой вы работаете?
— Исторически так сложилось, что ближайшим нашим конкурентом является буровая компания «Евразия». Мы примерно сопоставимы по размерам. Следом две-три средние по размеру компании, а дальше — совсем мелкие. Есть, конечно, сервисные предприятия, входящие в состав крупных нефтегазовых компаний, но они существуют вне конкурентной среды. За последние три года мы купили больше буровых установок, чем любая другая компания на нашем рынке. Посоревноваться с нами может разве что сервисный актив «Роснефти».
— Санкции как-то сказались на участии иностранных фирм?
— В области бурения они были представлены исчезающе слабо, поэтому заметного воздействия на наш рынок их уход не оказал. А у иностранных сервисных компаний, которые выполняют работы для нас при реализации тех или иных проектов, очень сильно просела выручка. Но они продолжают вести деятельность на российском рынке. Без них было бы гораздо сложнее работать на шельфе.
Если посмотреть на позитивные последствия санкций, то они помогли российским компаниям занять нишу среднего ценового сегмента в области сервисных услуг, в котором ранее доминировали иностранные игроки. Сейчас за иностранцами остался только верхний ценовой сегмент, только хай-тек.
— А какие изменения происходили в вашей компании?
— С 2014 года мы ввели новую проектную модель управления. Раньше у нас были отдельные бизнес-единицы, разделенные по направлениям буровых работ. Их заменили на проектные команды, привязанные к бюджету отдельного контракта (проекта), что помогло улучшить управляемость проектами и оптимизировать затраты. Это главное и наиболее крупное изменение, которое крайне благотворно сказалось на нашем бизнесе.
— С какими российскими компаниями из числа поставщиков оборудования и технологий вы наиболее активно сотрудничаете?
— Самый крупный поставщик с большим отрывом от остальных — Завод УРБО — филиал ООО «Уралмаш НГО Холдинг» в Екатеринбурге. Далее Трубная металлургическая компания. Она заменила для нас закупаемую ранее продукцию из Китая, которая сильно подорожала после обвала рубля в 2014–2016 годах. В целом мы сотрудничаем с очень большим количеством компаний, но их продукция занимает относительно наших потребностей небольшой объем. Не хотелось бы выделять кого-то особо в ущерб остальным.
Но я бы хотел отметить, что загрузка российских предприятий росла с 2011 года. Осваивались новые месторождения, увеличивалась добыча. Если, конечно, исключить фактор соглашения ОПЕК+. В 2019 году Россия даже вышла на рекордные показатели за постсоветский период. И то нужно понимать, что во времена СССР статистику дополняли такие регионы, как, к примеру, Азербайджан и Казахстан.
— Кстати, а на зарубежные рынки, в частности рынки СНГ, вы выходите?
— Выходим. Бурили в Казахстане. Но специфика нашей ситуации заключается в том, что мы имеем широкий фронт работ на российском рынке. Как я уже отметил ранее, буровой бизнес требует большого количества инвестиций. Вложенные средства надо отбивать. На нас играет то, что на российском рынке мы находимся внутри своей логистической схемы.
Как только компания выходит на зарубежный рынок, она оказывается в поле иностранного законодательства и должна выполнять местные требования. Развивать локальный офис. В 2012–2013 годах мы единственные из российских компаний прошли квалификацию в Saudi Aramco. Мы успешно участвовали в тендерах. Но предполагаемый объем инвестиций выглядел крайне неразумным с точки зрения нашей стратегии. В России нам работать гораздо проще.
Производство и пандемия
— Каковы производственные итоги прошлого года?
— Прошлый год был одним из лучших в истории компании. Если 2018-й был рекордным по метрам проходки, то 2019-й — рекордный по выручке. На ней благоприятно сказались безметровые, то есть инфраструктурные, работы. Например, на Восточно-Сибирских проектах «Газпрома» нам приходится идти «в чистое поле», где требуется построить кустовую площадку, подъездные дороги, производственные базы обслуживания и тому подобное. Всё, что необходимо под бурение, строим мы.
Всего по итогам 2019 года проходка составила 976 тыс. м горных пород. Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом закончены 368 скважин, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 92 объекта.
В этом году буровые установки с Бованенковского и Чаяндинского месторождений перебазировались на Харасавэйское ГКМ, где начинается крупномасштабное разбуривание.
— Как на вашей деятельности сказалась пандемия?
— Сильнее всего она отразилась на полевом персонале. Ранее мы вахтовали людей на четыре недели. Нахлест между вахтами составлял один день: отработавшие сотрудники сдавали спецовки в химчистку, ехали в аэропорт, а на вахту уже заступали прибывшие за день до этого сменщики. Теперь нахлест составляет от 15 до 30 дней, так как прилетевших необходимо на протяжении определенного времени держать на карантине в обсерваторах, чтобы исключить возможность распространения COVID-19. Срок пребывания на вахте увеличился с 28 до 90–120 дней (с учетом обсервации).
— Почему 90?
— Из-за ограничений внутреннего авиасообщения, которые начались весной. А также из-за того, что многие города и регионы были закрыты. Кроме того, перевахтовка — это потенциальный риск распространения инфекции.
— Были случаи?
— Были, но, к счастью, все они выявляются в период обсервации. Далее необходимо вычислить, с кем зараженный контактировал. А также найти ему замену.
— Насколько для вас происходящее увеличило расходы?
— Значительно. Больше издержек на перевозки и содержание. Обсервация — это затраты на аренду гостиницы или блока в санатории. Людей надо держать на карантине с соблюдением всех норм Роспотребнадзора, а они очень жесткие. Это огромные деньги. Плюс люди вахтуются со всей страны.
Несмотря на все сложности, мы ни на день не останавливали работы. По итогам первого полугодия проходка составила почти 464 тыс. м. Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом были закончены 174 скважины, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 29 объектов.
По итогам первого полугодия проходка составила почти 464 тыс. м.
Строительством, бурением, реконструкцией и капитальным ремонтом были закончены 174 скважины, а по результатам поисково-разведочного бурения испытано 29 объектов
Незаконченные скважины
Все мы знаем, что в результате достигнутых соглашений в рамках ОПЕК+ были существенно снижены объемы добычи, а пандемия и изоляция снизила объемы потребления нефтепродуктов. Как следствие, ВИНКи снижают свои инвестиции, секвестрируют бюджеты и инвестиционные программы. Это существенно отразилось и на планах по бурению новых скважин. В 2020-м в целом по рынку сокращение объемов бурения может составить от 30 до 50%. Нужно как-то выживать.
Совместно с Минэнерго правительству была предложена идея по строительству незаконченных скважин. То есть строить впрок так называемые пеньки (скважины без вскрытия продуктивных горизонтов и заканчивания), чтобы иметь возможность оперативно их ввести в эксплуатацию после возвращения цен на углеводороды на прежний, докризисный уровень. Сейчас отраслевая рабочая группа совместно с банками и под руководством Минэнерго разрабатывает механизм, который позволит направлять государственные деньги через банки нефтегазовым компаниям на строительство незаконченных скважин.
— А для чего в этой схеме банки?
— Государство не может быть залогодержателем и не может принимать на свой баланс незаконченные строительством объекты. Это больше банковский продукт.
— В чем актуальность этой идеи?
— Ее начали обсуждать, когда цены на нефть достигли минимальных показателей. А в США фьючерсы на WTI даже демонстрировали отрицательные значения в момент экспирации. До подобного в России не доходило, но наши нефтяные компании тоже ощутили удар мирового кризиса, а также на их действия влияли договоренности в рамках ОПЕК++.
Происходящее показало, что отрасли необходимы механизмы более тонкой работы с уровнем бурения и добычи. Самый простой и действенный способ — строительство незаконченных скважин, доходящих до продуктивного пласта. С одной стороны, это позволяет равномерно обеспечивать заказами буровые компании независимо от конъюнктуры на мировых рынках, с другой — оперативно вводить в эксплуатацию скважины при росте цен на энергоносители.
— Насколько оперативно?
— Срок ввода сократится с двух-трех лет до трех-четырех месяцев.
— С какими проектами связываете дальнейшее развитие компании?
— Освоение Астраханского ГКМ. Этот проект может обеспечить ресурсную базу для газификации близлежащих регионов нашей страны и экспортных поставок на южном направлении. Для нас этот проект — повод совершить технологический рывок. Газ здесь непростой — 26% сероводорода, 16% углекислого газа, значительные глубины. Уникальный технологический полигон. Поднять такой проект — всё равно что перейти от жима 100-килограммовой штанги к 150-килограммовой.
Также свои перспективы наша компания связывает с Тамбейской группой и бурением на ачимовские углеводороды.
Беседует Александр Фролов
Журнал «Газпром», № 9, сентябрь 2020 года
